Масонские ложи.

Масонские и (позже) магические ложи, вероятно, строились именно на этом желании совместно вла­деть пока ещё неясным (даже для них самих) тайным знанием о механике мироздания. Такой подход давал им возможность предложить в качестве контролёров «изнанки реальности» самих себя - интересный ход требующий немало наглости и самоуверенности.

Всем было понятно, что на практике ложи ра­ботали (и работают ныне) прежде всего как клубы, аккумулирующие политическое влияние своих членов. Но такой прагматичный подход выглядел чересчур приземлённым, и члены тайных лож стремились предъявить публике какие-нибудь иные основания: твёрдо чтимый моральный и религиоз­ный кодекс, затем - приобщённость к мистическим основам мира, ещё позднее - приверженность нетрадиционным оккультным знаниям и обрядам, которые бросают вызов «общественной морали».

Вряд ли движение от твёрдых нравственных основ к показной аморальности можно расценивать как прогресс (хотя такая динамика и даёт бога­тый сюжетный материал для городского фэнтези и романов ужасов). Созданный масонами гермети­ческий орден «Золотая заря» породил каббалиста и проповедника оккультизма Алистера Кроули. Алистер Кроули стал прототипом зловещего Романа Кастевета в «Ребёнке Розмари» Айры Левина, а даль­ше линия культурного наследования разветвляется и разрастается до немыслимого разнообразия. Художественный результат налицо, однако вряд ли первые основатели масонских лож заботились об искусстве. Подозреваю, нынешние голливудские интерпретации ввергли бы ранних «вольных камен­щиков» в немалый религиозный ужас.

Пожалуй, лучше всех раскрыл тему эволюции подобных «тайных обществ» несравненный Умберто Эко в «Маятнике Фуко». Смысл, первоначально заложенный в основу сих сообществ, по мере на­копления в мире перемен теряет актуальность, приобретает характер догматической чепухи, ревниво охраняемой, но непригодной для какого бы то ни было применения. То, что некогда было точкой опоры для переворота мира, становится шутовским приспособлением, которое путается под ногами и мешает сделать шаг.

Единственное, чего безусловно добились на­следники тамплиеров, иллюминатов и прочих полутайных держателей ключей от Изнанки, - это устойчивая популярность идеи о «тысячелетнем заговоре» у писателей ранга Дэна Брауна и много­численной армии их читателей.

Прямо скажем, не самый экзотерически значи­мый результат. Предполагалось-то направлять чело­вечество по пути ко всеобщему благу, а получилась многомиллионная раскрутка криптофантастиче­ских триллеров...

Однако история знает и поистине удивительные примеры того, насколько плодотворна может быть «правильно наведённая галлюцинация».

Публикуя в 1997 году свою «Игру об Уильяме Шекспи­ре», Илья Гилилов явно предполагал, что вносит вклад в шекспироведение. Однако вышло так, что большее влияние его книга оказала на шекспирологию.

Разница между этими двумя понятиями, воз­можно, представляется слишком условной (первое название является всего-навсего переводом второго на русский), но как минимум интуитивно эта раз­ница ощутима. Шекспирологня ассоциируется с конспирологией, а давно известные непонятой, связанные с личностью и наследием старины Уилья­ма, дают любителям исторических загадок велико­лепный материал для спекуляций. Илья Гилилов выстроил более-менее внятную систему аргументов в пользу того, что драматург Уильям Шекспир был «виртуальным» персонажем, порождённым тянув­шейся несколько десятилетий литературной игрой. То есть продуктом не исторической реальности, а одной из версий её Изнанки.

Был ли реальный актёр Билл Шакспер полуграмотным скрягой или нет. существовал ли на самом деле бли­стательный знаток наук и искусств и гениаль­ный драматург Уильям Шекспир, в общем, не имеет для истории большого значения.

Да и для литературы важны в первую очередь тексты, а не автор, оставивший, помимо произведений, не так уж много материальных следов своего существо­вания. Но вот для нашей темы - соотношения реальности и её Изнанки - этот пример даёт почти уникальную возможность оценить ту власть над реальностью, которую может приобрести виртуальная сущность. Потому что коль скоро главной формой существования Шекспира в XX веке остаются его тексты и постановки его пьес, то, что изменится, если Шекспир в просвещённом мнении народных масс будет признан никогда не существовавшим? Разве это скомпрометирует его трагедии, комедии, сонеты? Вовсе нет.

Человек, воплотившийся в текстах, обретает через них существование вне зависимости от того, порождён он женщиной или воображением, реаль­ностью или Изнанкой.

Не то чтобы это был совсем новый вывод, однако всего несколько лет назад его сумел парадоксально поддержать вполне реальный (то есть гарантированно существующий во плоти) писатель Евгений Лукин.

В рассказе 2006 года «Толкование яви» он организовал для своего персонажа сеанс психоанализа, на котором разбору подверглись не сны героя, а реально произо­шедшие с ним события. Аналитик, проводивший се­анс, счёл факт реальности этих событий несуществен­ным, ибо научный метод должен работать независимо оттого, какая часть сообщённой пациентом информа­ции была сформирована сознанием (то есть реально­стью), а какая - подсознанием (то есть Изнанкой).

С шекспирологической темой это утверждение срастается без малейшего зазора. Потому что до­статочно взять в руки однотомник Шекспира, чтобы убедиться, что в действительности Бард всё-таки существовал - даже если на самом деле его не было.

Ничего удивительного, впрочем. Порождения Изнанки порой гораздо более значимы для реаль­ности, чем иные субъекты, снабжённые метрикой и паспортом.

Каждый любитель фантастики легко вспомнит несколько книг и фильмов, герой которых вдруг обнаруживает, что, помимо известной ему реально­сти, существует ещё и другая, «изнаночная». Именно таковы «Никогде» Нила Геймана, «Ночной дозор» Сергея Лукьяненко, «Войны начинают неудачники» Вадима Панова, недавний фильм Джорджа Нолфи.